Сердце поэта

Таймураз Хаджеты был большим поэтом, очень ярким и своеобразным, каким и должен быть настоящий поэт. На мой взгляд, он обладал одной неповторимой особенностью – основательностью. У него никогда не было легкомысленного рифмоплетства.  Нельзя утверждать, что его поэзия была сугубо философской, но она всегда несла с собой тяжесть поэтической мысли. Этим он отличался не толь­ко в поэзии, но и в жизни. Внешне вроде бы разбитной парень, кото­рый порой играл в богему – однако это было ошибочное впечатление. Он был человеком, для которого творчество составляло смысл всей его жизни.

Он не признавал авторитетов, был очень самостоятелен и всег­да восставал против угодливого чинопочитания. Поэтому у него порой возникали проблемы, в том числе и со своими коллегами, поэ­тами. Для власти, для руководства творческого Союза писателей он был не очень «удобен», никогда не шел ни у кого на поводу.

Пожалуй, следствием этого было то, что при жизни у него вышло не так много книг, а первый сборник на русском удалось издать только к 42 годам. Вот если бы он умел подпевать или пел в унисон со «спущенными» сверху указаниями, ему было бы проще издаваться. Но против этого протестовала сама натура Таймураза.

Даже когда он шел по улице, невольно демонстрировал свою полную самостоятельность – в по­ходке, в осанке, в речи, в обра­щении. Казалось, что он заполнял всю улицу своей неповторимой внешностью и уверенностью.

Он шагал по жизни своей до­рогой, без оглядки на обстоятель­ства. И трудно припомнить в на­шем литературном мире другую подобную личность. Многие в какой-то момент идут на ком­промисс. А он – нет… Таймураз никаких компромиссов не при­знавал.

Это можно было бы принять за наивность, если бы такая позиция не подкреплялась образцами настоящей поэзии.

Т. Хаджеты действительно занимает очень значимое место в осетинской литературе, потому что неподражаем в своем творчестве. «Я поэт. Этим и интересен», – сказал о себе Владимир Маяковский. Точная фраза, которую можно было бы адресовать и к самому Таймуразу Хаджеты.

Он видел много несправедли­вости в окружающей его обще­ственной жизни, а в творческом мире особенно. Кто-то штамповал стихи на «злобу дня» и процветал, получал звания лауреатов и прочие дивиденды. Он так не мог.

Его книгу выдвинули на Госу­дарственную премию имени Коста Хетагурова, но он ее не полу­чил, хотя, несомненно, был этого достоин. К сожалению, далеко не все таланты в Осетии были в свое время оценены должным об­разом. И если мы не смогли удо­стоить этой премии таких поэтов, как Таймураз Хаджеты, значит, этим фактом и сам механизм ее присуждения, и необходимость ее существования невольно ста­вятся под сомнение.

На похоронах Таймураза было очень много людей. Его смерть стала большой неожиданностью: крепкий, здоровый мужчина в расцвете лет – и вдруг смерть, как гром среди ясного неба. Суть же в том, что его подвело сердце. Увы, не у каждого оно бывает же­лезным или каменным, особенно, если это легкоранимое, чуткое сердце поэта.

Увы, настоящее творческое сердце, испытывающее большие эмоциональные нагрузки и остро реагирующее на несправедли­вость, не всегда выдерживает столкновение с суровой реаль­ностью. С Таймуразом случилась именно такая беда.

Лирика Таймураза Хаджеты занимает особое место в нашей национальной литературе. Порой его называют «осетинским Есениным». Действительно, тот и другой – большие лирики, у них много проникновенных, берущих за душу стихов. Но при всем их лиризме, это все-таки разные творческие натуры. Считаю, что Таймураз по насыщенности, по глубине поэтической мысли стоит никак не ниже своего прослав­ленного собрата. Можно сказать, что Есенин – акварелист, тогда как Таймураз Хаджеты – художник-живописец, поэт-философ.

На ум невольно приходят красивые романтические строки Есенина, который мечтал «весенней гулкой ранью проскакать на розовом коне».

Они, словно звонкое эхо в горах, находят отклик в строках Таймураза:

«Когда меня не станет
Ты не скорби, мой друг,
Скажи: вон в поднебесье Ира
Мчится всадник на удалом коне»
(перевод подстрочный).

Это большие строки большого поэта…

Анатолий ДЗАНТИЕВ,
искусствовед, писатель.

МÆ ИРЫ КЪÆС

Нæ вæййы йæ номæй цымыдисаг лæг, –
Йæ фарн ис йæ авдæны хъармы.
Æз райгуырдтæн хохы. Нæ хæдзар – ныллæг,
Лæууыди цъæх æврæгъты армыл.

Сычъийы æхситт дзы куы фæцæуы сæрд,
–Ныззæй кæнынц арф кæмттæм дуртæ.
Куы фæлгæсай рындзæй, кæсдзæни дæм уæд –
Дунетæй æввахсджр дæ хурмæ.

Уым садæы цæстытау æнæбын у арв.
Уым хæхтæ æрсытау – уæлгоммæ.
Æхсæрдзæн та рындзыл фæуадзы йæ хæрв,
Йæхæдæг ныййарц вæййы коммæ.

Бæздæын хъæр ныккæны гуыбырфындз цæргæс, –
Йæ аууон хæрæмигъæй тардæр!…
Йæ фыдызæхх райдайы хохаг лæгæн
Байрадæы пырх барц æмæ кардæй.

Æз райгуырдтæн хохы, йæ удæй-иу арт
Кæм цагъта мæ фыдæл мæгуырæй:
Йæ къæбæр – цæххимæ, йæ суг та – сæнар,
Сæгъдзармæй фыдæмпъызт – йæ куырæт.

Зымæг-иу нæ кæмттж, нæ рæгътæ – æмвæз
Рыг митæй… Уад ниудта кæуæгау.
Уæд уымæн та къуымы йæ арындæы лæгъз
Уыд афтид ыссады къæрмæгæй.

Уæддæр-иу нæ кодта йæ тухитæй хъаст:
Дæ тъæндæы мæй рагуалдзæг ма мыс!
Йæ удæй зынаргъдæр æм а заххыл каст
Сæрибары дуг æмæ намыс.

Æууæнчы гæххæтт дзы нæ агуырдта лæг:
Йæ рихийы иу æрду – йе ’ууæнк.
Йæ цины рад ралæууы уымæн æцæг,
Нæртон лæг куы ссары, гъе уæд.

Мæнæн та мæ хорз уа, мæ цауды фæдтæ
Æвдисы нæ рухс хæхты айдæн.
У дуне мæ райгуырæн, фæлæ уæддæр
Мæ Иры къæсæр у мæ райдиан!

 

***

Я вижу смерть свою: она все ближе…
В горах тяжелый, мокрый снег завис.
Село притихло, лай собачий слышен.
У сумрачного дома с плоской крышей

В одежде черной люди собрались.
Всяк славословит о моей судьбе.
Старухи причитают, как попало.
И женщина, далекая тебе,

У изголовья моего упала.
Понурясь, ты глядишь из темноты,
Слеза в глазах мерцает одиноко.
Все думают: хозяйка – это ты,

А мой отец – родня, но издалёка.
Утешить скорбь твою никто не мог,
Безмолвных мук никто не замечает.
И только видно: на твой тайный вздох,
Как лед, лицо покойника сияет.

Перевод с осетинского
Юрия КУЗНЕЦОВА

 

Бог

Коль почитают совесть за бесчестье,
В достоинство лишь наглость возводя,
То, видно, бог, не на своем ты месте,
Не надобно такого нам вождя.

Кто трудится и честно, и умело,
Тому не воздается по труду.
Зато льстецы повсюду лезут смело,
И сплетни повседневные в ходу.

Да, лесть удобна. Правда – неудобна.
Но я не стану разлучаться с ней…
Жизнь на земле, пожалуй, сну подобна,
Но только радостнее и грустней.

Всем сердцем я земле родимой предан,
Без горных круч мне доли не видать.
Здесь жил и умер мой далекий предок.
И мне здесь жить. И здесь мне умирать.

Перевод с осетинского
Дмитрия УШАКОВА