Прекрасная кавказка

Сегодня 40 дней, как не стало Светланы Дзантемировны Адырхаевой. Без лишних вступлений мы публикуем интервью Светланы Дзантемировны, опубликованное в журнале Famous ровно 5 лет назад.
В память о ее ярком таланте и такой же яркой и удивительной жизни, пройденной с неподражаемым достоинством и честью.

Светлана Адырхаева — народная артистка СССР, РСФСР и Северо-Осетинской АССР. Награждена орденом Трудового Красного знамени и «Знаком Почёта», медалью «Во славу Осетии».

1955 год — окончила Ленинградское высшее хореографическое училище им. А.Я. Вагановой.
С 1955 года солистка балета Челябинского театра оперы и балета, с 1958 года солистка балета Одесского государственного академического театра оперы и балета.
1960–1988 годы — прима-балерина Большого театра.
1980 год – окончила балетмейстерское отделение ГИТИСа.
1978–1981 годы — преподаватель методики классического танца в Государственном институте театрального искусства имени А. Луначарского (ныне Российская академия театрального искусства).
1991–1996 годы — художественный руководитель Театра балета Светланы Адырхаевой.
1995–2001 годы — преподаватель в Академии хореографии Нового гуманитарного университета Наталии Нестеровой.
С 2001 года до последних дней работала балетмейстером-репетитором Большого театра.

Её Одетта-Одиллия, её Жизель и Мехменэ Бану, Эгина, Хозяйка Медной горы и Китри неподражаемы. Выдающаяся балерина, настоящая прима, замечательный педагог. Безупречность техники вагановской школы плюс нежная ориентальность. Всё это —то Светлане Адырхаевой. К заслуженным восторгам, эпитетам и восклицаниям в свой адрес она относилась с мягким юмором и сдержанным достоинством. Встретиться со Светланой Дзантемировной для интервью — проблема. В её рабочем ежедневном (!) расписании практически нет пауз. С одиннадцати часов утра — урок классической хореографии. Короткий перерыв. Репетиции. А вечером, если в спектакле заняты её ученицы, она обязательно в ложе, пока не опустится занавес и не затихнут аплодисменты. И только она будет знать, что ещё нужно сделать каждой из учениц, чтобы аплодисменты не стихали и впредь.

– Признаюсь: минуя проходную Большого театра, я ощутила волнение и трепет. А что испытывает человек, который в течение многих лет ходит в Большой на работу?

– Это, наверное, зависит от отношения человека к своей профессии. Если человек работает с полной отдачей, то, как ты говоришь, входит в это здание окрылённый. Во всяком случае, для меня это высокое место.

– Когда-то вы сказали, что в жизни вам ничего легко не давалось. 

– Да. Но мне, наверно, и очень везло. Ну, скажите, где я, восьмилетняя девочка из селения Хумалаг, которая ни слова по-русски не знала, и где — Ленинград, в котором мне посчастливилось учиться в лучшей балетной школе?

В первые послевоенные годы в республике вдруг объявили набор в Ленинградское училище имени Вагановой. Невиданное дело: педагоги Варвара Павловна Мэй и Анна Петровна Бажаева ездили по горным сёлам и высматривали способных ребят. Соседка убедила маму съездить со мной в Орджоникидзе на просмотр. Я, услышав их разговор, тоже не унималась со своими уговорами.

В тот день, когда мы приехали в Орджоникидзе, набор уже закончился. Да и по возрасту я не подходила — была слишком мала, и мама меня никуда отпускать не собиралась. Но почему-то Варвара Павловна решила на меня посмотреть. Много лет спустя, когда я уже была солисткой Большого театра, она рассказывала моей дочери Фатиме: «Как я взяла эту ножку в свои руки, так больше и не выпустила». Так это было…

–Известно, что обложку знаковой книги Асафа Мессерера «Уроки классического танца» украшает фотография вашей идеальной балетной стопы. 

— Я храню экземпляр этой книги, подаренный мне Асафом Михайловичем с добрым шутливым автографом: «Ваши ножки — украшение моей книги». Специальных съёмок не было. Нередко один из наших солистов приходил на уроки с фотоаппаратом. Наверное, сфотографировал и мою стопу. Я ничего об этом не знала.

Поначалу в Ленинграде мне было очень сложно: по-русски я не понимала и не разговаривала, по школьным предметам отставала от всех на два года, была самая маленькая… Но постепенно освоилась. В интернате жили ребята со всего Союза. И все мы очень дружили. 

– В числе ваших учениц есть балерина Марианна Гомес. Приехав в Россию из Бразилии, ни слова не понимая по-русски, она испытывала такие же трудности. В одном из недавних своих интервью она рассказала: «К счастью, мой педагог Светлана Дзантемировна Адырхаева — я её очень люблю, до сих пор толькок ней хожу на класс — очень меня поддержала. Она потом рассказывала, что сама не говорила по-русски, когда приехала из Осетии в Питер в Вагановскую школу. И очень-очень люблю вашего тренера сборной. Черчесов друг моего педагога, он тоже осетин. Был на спектакле и фуршете в честь юбилея Светланы Дзантемировны. На юбилейном концерте я танцевала, как её ученица». Интервью ваша ученица давала уже по-русски.

– А поначалу единственное, что она могла сказать, обращаясь ко мне, — «профессор Светлана»… Знаешь, когда к тебе тянутся и понимают, что могут у тебя учиться, и ты понимаешь, что можешь им много дать, это даёт тебе силы. Но, конечно, это сложно — каждый день в классе до тридцати человек, в их числе, замечу, и Светлана Захарова. Классы — очень важная часть балетной жизни. Это как фундамент, основа. Можешь хоть 24 часа в сутки работать, но если нет фундамента — ничего не добьёшься.

– А сколько у Вас учениц, с которыми работаете индивидуально?

– Недавно руководитель балетной труппы нашего театра Махар Хасанович Вазиев мне сказал: «У тебя же их полно, у тебя же их человек 16!». Вроде вот так он посчитал.

Например, в прошлом году ко мне пришла Эля Севенард. Праправнучка брата Матильды Кшесинской. Но этот факт своей биографии она никогда не акцентировала. Я случайно увидела в магазине журнал, на обложке которого две фотографии: Эля и Кшесинская. Очень похожи! Когда разгорелись скандалы вокруг кинофильма «Матильда», ей часто звонили, просили дать интервью, приглашали в Госдуму. Она спрашивала, что делать, переживала, не хотела участвовать в скандалах. Я сказала: «Не хочешь — ни на какие обсуждения, интервью не ходи». Способная очень скромная девочка. 

– Две ваши воспитанницы, две примы — Екатерина Крысанова и Анастасия Сташкевич занимают ведущие позиции в балетной труппе Большого. Они не «зазвездились»? 

– Нет, у меня таких девочек нет. Ко мне те, кто может «зазвездиться», не идут. И хочу подчеркнуть, все они очень дружные. Вообще, я довольна абсолютно всеми своими девочками — очень способные, с характером, как говорится, со стержнем. Часть из них танцуют уже сольные партии. Балетная театральная жизнь сложное явление. Она зависит не только от педагога. Если руководство не доверяет молодым ролей… Махар Вазиев как раз и отличается тем, что предоставляет молодым артистам возможности проявить себя.

Он ведь сравнительно недавно в Большом театре. Всего-навсего два года. Когда пришёл, у нас был некоторый спад. Конечно, быстро ничего не делается. Но изменения уже очевидны. Он так подтянул труппу! При нём балет обрёл новое дыхание. Высочайший профессионал. Тоже окончил Вагановскую ленинградскую школу.

– А что происходит, когда человек не в форме — лишний вес, например?

– Отодвигают в сторону. Если хочешь танцевать —приведи себя в норму.

– Вам в своё время очень повезло с учителями… 

– Это так. В училище у меня были потрясающие педагоги — Елена Васильевна Ширипина и Варвара Павловна Мэй. А в Большом театре я попала к Галине Сергеевне Улановой и Марине Тимофеевне Семёновой. Великие танцовщицы, выше которых, я считаю, нет никого. К тому же мне у них нетрудно было учиться — у нас была одна школа, вагановская. Они были очень разными. Марина Тимофеевна, например, могла и прикрикнуть. Галина Сергеевна — никогда. Но обе обладали какой-то особой силой, которой я даже не могу найти определение.

Бывало, мне казалось, что репетировать нет сил. Говоришь Галине Сергеевне: «Не могу! Я плохо себя чувствую». «Ну, ничего, — отвечает. — Давай вот только этот кусочек, основные моменты спектакля пройди, и всё». А потом — ещё один кусочек, и ещё, и ещё… 

Мария Тимофеевна была иной. Если видела интересный материал — сама зажигалась и тогда уже спуску другим не давала. Помню, мы с ней «Умирающего лебедя» Сен-Санса репетировали. У меня ничего не получалось. Слёзы в глазах, но не останавливаюсь. Она: «Ну вот видишь, я же тебе говорила, не связывайся со мной!». А я говорю: «Нет! Хочу и буду!». Она была сильной натурой. Но ведь и я тоже. Это так, внешне я спокойная…

– А на своих учениц голос повышаете?

– По-разному бывает. Они тоже ведь не из ваты. Но с никакими и работать неинтересно. Как-то ту же Катю убеждаю сделать что-то сложное. Она — в штыки: «Вот! Никто этого не делает, а вы меня заставляете! Вот буду делать как все!». «Делай, — говорю. — Но только не со мной». Беру сумочку и ухожу из зала. Она меня догоняет: «Извините, я была неправа!». Я тогда ей сказала: «Катя, поэтому ты и танцуешь совершенно иначе. Поэтому ты и прима. И потом, я никого не держу. Двери открыты. Педагогов много. Ради Бога…» Нет, они все молодцы. У моих девчонок бойцовский характер. В нашей профессии это очень важно.

У нас много премудростей профессиональных. Педагог — как скульптор: творит, выравнивает, ваяет. Особенно если в ученике заложена искра Божья…

– Чтобы не стать музейным экспонатом, классический балетный спектакль, по идее, должен соответствовать времени. Как «Лебединое озеро», в котором каждый пируэт, каждое па имеют своё давно определённое место, может изменяться, не меняясь?

— В классической хореографии есть особые балетные спектакли. «Лебединое озеро» — высшая ступень классического танца! По нему определяется, может ли танцовщица стать Балериной с большой буквы. И в то же время классика не может оставаться «законсервированной». Жизнь идёт вперёд, хореография развивается, усложняется. И не каждая балерина успевает за этим движением.

В своё время, когда после окончания Ленинградского хореографического училища имени Вагановой весь наш осетинский выпуск направили в Челябинск (в Осетии к тому времени не появился, как предполагалось, театр балета), моя педагог Елена Васильевна Ширипина говорила: «Светлана, обязательно технические моменты усиливай, усложняй — это очень эффектно». Мне 17 лет тогда было. Я всегда следовала её совету.

– А как вы относитесь к современной хореографии?

– Современный спектакль ли, классика — всегда видно, талантливо он поставлен или нет. Вот настоящий критерий. Сейчас, например, у нас идёт современный балет «Укрощение строптивой», поставленный на основе классики Жаном Кристофом Майо из Монте-Карло. Идёт с колоссальным успехом и в России, и за рубежом. Мне очень нравится одноактный спектакль «Cinque» Maypo Бигонцетти с замечательными ролями для пяти солисток. К сожалению, его сейчас нет в афише театра. Талантливо, содержательно… Но, конечно, и бездарные спектакли бывают. 

– В вашей судьбе «Лебединое озеро» многое определило.

– Можно сказать, что «Лебединое» стало лейтмотивом моей жизни. Именно этим спектаклем 1956 году наша молодая осетинская труппа открывала первый сезон Челябинского театра оперы и балета. А мне доверили партию Одетты-Одиллии…

Но я ещё в училище на выпуске танцевала второй акт «Лебединого». Тогда все, но я-то особенно, ожидали, что меня оставят в Кировском театре (ныне — Мариинский). Но после выпускного концерта Фёдор Васильевич Лопухов, художественный руководитель балетной труппы театра имени Кирова, сказал: «Ну что, черкешенка (так он меня называл), не разрешили мне тебя оставить Ленинграде». Переживала сильно. Спустя год после челябинской премьеры наша труппа показала этот спектакль в Москве на Всесоюзном фестивале музыкальных театров и была признана лучшей, а моя Одетта-Одиллия была удостоена первой премии и громких оваций. А потом я работала в Одессе в государственном академическом театре оперы и балета. И оттуда попала на Декаду осетинской литературы и искусства, которая в 1960 году проходила в Москве. И вновь «Лебединое озеро» сыграло свою роль. 

Нас, молодых выходцев из Осетии, разбросанных по всему Советскому Союзу, собрали тогда в Орджоникидзе для подготовки к Декаде. Главным балетмейстером был Сергей Гаврилович Корень, уникальный танцовщик из золотой плеяды времён Улановой, Семёновой. В программу балетного вечера он включил шесть номеров в моём исполнении. Из «Лебединого озера», «Спящей красавицы»… Два национальных номера: адажио из балета «Хетаг» Дудара Хаханова и танец на музыку Ильи Габараева — поставил специально для меня.

Как раз тогда Галина Сергеевна Уланова заканчивала свою артистическую деятельность и, как я понимаю, набирала себе учениц. Сергей Гаврилович пригласил её на наш концерт. Побывала она и на наших московских репетициях. И вдруг во время Декады Сергей Гаврилович мне говорит: «Светлана, 11 сентября в Большом театре ты будешь танцевать «Лебединое озеро» с Николаем Фадеечевым». Это партнёр Улановой, Плисецкой. Представляете моё состояние? Я станцевала. Меня пригласили в Большой. Вот так жизнь моя круто повернулась.

– У вас были потрясающие партнёры. С кем из них было сложнее танцевать? Психологически, профессионально? 

– Такой вопрос вообще не возникал. Когда Григорович ставил свои балеты, он принципиально не «привязывал» нас друг к другу. Сегодня ты танцуешь Мишей Лавровским, завтра — с Володей Васильевым, потом — с Марисом Лиепой, с Лешей Закалинским. Это гиганты-профессионалы. Нужно быть всегда готовой работать на том же уровне. В отношении своих воспитанниц я исповедую тот же принцип. Отсюда и адаптивность их к разным партнёрам, к разной хореографии.

– На вашем творческом счету немало поистине триумфальных гастролей: Париж, Лондон, Токио… В одной из западных газет вас назвали «прекрасной кавказкой». Как осетинские корни проявляются в балете?

— Не знаю… Понимаешь, эта наша национальная пластика, она же особая. Её нельзя вот так взять и перенять, скопировать. Она впитывается — изначально, с детства. Через природу, сказки, традиции, через наши танцы, музыку. Когда Юрий Николаевич Григорович ставил «Легенду о любви», было два состава исполнителей, две Мехменэ. И между ними такая разница в пластике рук, повороте головы! Помню, я обомлела, когда Юрий Николаевич сказал мне: «Я начинаю “Легенду о любви”. Ты будешь танцевать Мехменэ». И добавил: «Плисецкая и ты».

Я очень и очень жалею, что у нас в республике пока так и не состоялась балетная школа. У нас очень талантливые дети, очень талантливая молодёжь.

– В своё время в Москве появился Театр балета Светланы Адырхаевой.

– У меня был тяжелейший период, 1991–1996 годы. Нас, всех народных СССР, из театра убрали — не только в балете, в опере тоже. Как я говорю, всех народных — поганой метлой вымели. Даже не хочу вспоминать подробности.

Мой муж Алексей Закалинский, тогда тоже солист балета Большого театра, из-за серьёзной травмы позвоночника ушёл на пенсию раньше меня. Дочка заканчивала хореографическое училище, её считали очень способной, но в Большой театр — в пику нам с Алексеем — не взяли. Она это, конечно, ужасно пережила.

Муж получил предложение поработать какое-то время в Германии, в Штаатсопере. А мы с Фатимой пребывали в Москве. Устроиться на работу было невозможно.

Вернувшись, Леша предложил: давай создадим коллектив. Создали. У нас и спонсоры появились — бизнесмен Александр Созиев и его брат Игорь. Мы поставили спектакли. Выступали в Москве, побывали во Владикавказе. Начали гастролировать по стране. Уже были договорённости о выступлениях Арабских Эмиратах, Лондоне… Но спонсоров тоже начались тяжёлые времена. Я ребятам сказала: «Устраивайтесь в другие театры». Но они ещё три месяца работали бесплатно. Жаль, конечно. Столько труда вложили.

– Вас с мужем называли одной из самых красивых пар в советском балете. Это так?

– Да, называли. По правде сказать, у нас таких пар было всего четыре- пять: Васильев–Максимова, Сорокина–Владимиров, Прокофьева–Кондратов… Пары такие — редкость не только в нашем балете. К сожалению, несколько лет как Алексея не стало…

– Чем вы объясните, что сейчас появилось целое созвездие знаменитых осетин: Валерий Гергиев, Туган Сохиев, Махар Вазиев, Вероника Джиоева, Агунда Кулаева? 

– Добавлю, что недавно заявила о себе талантливая девочка-дирижёр Дана Муриева. Тимур Зангиев очень прогрессирует, работая дирижёром Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко. Кстати, фамилия его мамы — Адырхаева. Думаю, не может не сказываться то, что танец, музыка, пение — в крови у осетин. 

– Стоит набрать в интернете «Светлана Адырхаева», и появляется информация: «родилась в селении Хумалаг» и ссылки: «Уроженцы Хумалага», «Народные артисты СССР из Северной Осетии»…

– Вообще-то мой отец — ардонский. А жил он в Орджоникидзе, как в то время назывался Владикавказ. Так что я, строго говоря, родилась в городе. Но мои родители расстались, когда я была совсем маленькой, и моя мама уехала в село к своей маме. Там, в Хумалаге, дом, где я росла. И оттуда я уехала в Ленинград.

Если мне всё-таки удастся приехать со своими ученицами в нынешнем году во Владикавказ, чтобы дать юбилейный концерт, надеюсь, выберемся и в Хумалаг. Очень хочется в село. Столько с ним связано…

 

Famous N982. Cентябрь 2018
Беседовала Татьяна Сухомлинова