Хрупкая сила. Умер Марлен Хуциев

Фото: Дмитрий Духанин / Коммерсантъ

На 94-м году жизни скончался Марлен Хуциев — классик советского и российского кино, один из главных режиссеров эпохи оттепели.

Известие о том, что скончался Марлен Хуциев, больно отозвалось в сердце, хотя внутренне мы были к нему подготовлены сообщениями о болезнях и больницах. Но только в самый последний период. С тех пор как Хуциеву исполнилось девяносто и он стал старейшим отечественным режиссером, все понимали, что его физическое время подходит к концу. Однако этого совершенно не было заметно по поведению Марлена Мартыновича: он был, как всегда, невозмутим и при этом азартен, с головой погружен в работу. Его последний (теперь уже можно произнести это слово) кинопроект назывался «Невечерняя» и был построен на диалоге Чехова и Толстого, но, в сущности, Хуциев был его третьим участником: он беседовал о сущностном со своими предшественниками через века.

Режиссер, известный своим перфекционизмом, не успел довести до самого конца «Невечернюю», но эскиз фильма был представлен еще шесть лет назад в юбилейном проекте Венецианского фестиваля «Будущее: перезагрузка». Семьдесят мэтров и актуальных режиссеров со всего мира сняли по короткометражке, длящейся всего одну-полторы минуты, на тему будущего в широком смысле слова. Так вот, короткометражка Хуциева «In Perpetuum Infinitum» — единственная из семидесяти вызвала аплодисменты в журналистском зале. На экране — Толстой и Чехов, их снимает на свой допотопный аппарат кинооператор, а потом мы видим стоп-кадр, где между двумя гигантами русской литературы поместился маленький Хуциев, и титр: «Поздравляем Венецианский кинофестиваль!».

Время в хуциевском кинематографе всегда было субъективным, а пространство живых и пространство мертвых не разделены непроходимой чертой.

Достаточно вспомнить вызвавший гнев советских идеологов эпизод из «Заставы Ильича», в котором юный герой встречается со своим ровесником — погибшим на войне отцом — и делится с ним своими сомнениями. В том поистине эпохальном фильме запечатлены незабываемые молодые лица актеров и неактеров… Валентин Попов (в главной роли), Николай Губенко, Станислав Любшин, Марианна Вертинская, Лев Прыгунов, Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Наталья Рязанцева, Павел Финн, Светлана Светличная, Петр Щербаков, Ольга Гобзева, Виталий Соломин… Ну и, разумеется, изъятые цензорами документально заснятые сцены выступлений Беллы Ахмадулиной, Роберта Рождественского, Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко и Булата Окуджавы в Политехническом музее. Каждый кадр дышал полным надежд воздухом времени, воздухом перемен.

Перемены вскоре пришли, но совсем не те, которых ждали. «Застава Ильича», сквозь оттепельный оптимизм которой уже проглядывали рефлексии нового поколения советских интеллектуалов, подверглась нападкам, вышла в прокат в урезанном виде под названием «Мне двадцать лет», а в авторском варианте публично показана только во времена перестройки. «Июльский дождь» появился на пару лет позднее, в 1966-м, когда оснований для оптимизма поуменьшилось, а оттепель уступила место заморозкам. В этом же году Хуциев подписал письмо двадцати пяти деятелей культуры и науки генсеку Леониду Брежневу против реабилитации Сталина. Герои-интеллигенты из «Июльского дождя» уже сполна ощущали отчужденность от исторического процесса, а человеческие отношения несли на себе печать новой мировой болезни — «некоммуникабельности». Именно после этого фильма на Западе Хуциева окрестили «советским Антониони» или даже «грузинским Антониони». На родине же официоз кисло встретил картину с порочной «дедраматизированной» структурой: тираж был резко ограничен, а в газете «Советская культура» появился разнос в виде «открытого письма кинорежиссеру М. Хуциеву» критика Ростислава Юренева.

И тогда, притесненный цензурными гонениями, Хуциев ушел в телевизионное кино, сняв одну из лучших своих картин «Был месяц май». Вместе с Элемом Климовым доделал документальную дилогию их учителя Михаила Ромма «И все-таки я верю…». Много говорилось в свое время про хуциевский проект фильма о Пушкине, роль которого режиссер собирался доверить современному поэту Петру Вегину, потом, кажется, Алексею Парщикову. Не случилось. Потом были «Послесловие» и «Бесконечность», а для широкой публики Хуциев остался в первую очередь создателем ранних, предельно демократичных картин «Весна на Заречной улице» (поставлена вместе с Феликсом Миронером) и «Два Федора»: в них незабываемо сыграли Николай Рыбников и Василий Шукшин. Уже в этих лентах чувствуются лиризм, юмор, природная цепкость Хуциева к деталям жизни — то, что делало его наследником итальянского неореализма и резко контрастировало с монументальным пафосом кинематографа сталинского классицизма.

Он сам был живым воплощением антипафоса, антигероя — если под героем понимать груду мускулов без мозгов и без души. Его маленький рост и хрупкое телосложение были обманчивы, они вмещали романтизм самой высокой пробы.

В одну из наших встреч он рассказал о своем впечатлении от фильма Луи Маля «Ущерб». Сказал, что с ним в жизни произошла точно такая история. Я удивился: ведь в «Ущербе» речь идет о роковой страсти мужчины средних лет к молодой красавице, подруге его сына. Марлен Мартынович сказал: да, точно так и было, мы случайно встретились с этой женщиной на приеме и издалека обменялись взглядами. Я спросил: «А потом? Вы встретились? Созвонились?» — «Нет», — ответил он. Все остальное было проиграно в воображении, в драматургии еще одного неснятого фильма.

Марлена (коллеги, даже намного моложе, почти всегда называли его по имени) ценили, уважали и любили в киносообществе. Именно поэтому его избрали в 2008 году председателем Союза кинематографистов в качестве альтернативы Никите Михалкову. Не без привлечения аппаратных усилий итоги VII съезда СК были признаны незаконными в судебном порядке, а косвенным следствием этого стало исключение старейшего педагога из ученого совета ВГИКа (позже он был восстановлен). Хуциев стойко пережил эти удары; его кажущаяся мягкость и маскировала настоящий бойцовский характер. Режиссерский и человеческий. И еще — была в нем какая-то детская наивность, открытость и непосредственность восприятия жизни: она, полагаю, помогла ему дожить до столь солидного возраста и создать кинопроизведения, которые надолго переживут его самого.